Горячая линия по безопасному выезду за границу и въезду в Беларусь. Бесплатно! Анонимно!
8-801-201-5555
113 - бесплатно со стационарных телефонов
113 - бесплатно со стационарных телефонов
Информация для приезжающих в Беларусь
- Порядок въезда в Республику Беларусь
- Легализация пребывания в Республике Беларусь
- Трудоустройство иностранцев
- Специальное разрешение на осуществление трудовой деятельности
- Заключение трудовых договоров
- Предпринимательская деятельность и налоги
- Особенности трудоустройства граждан отдельных государств
- Организации, в которые иностранец может обратиться в случае нарушения
- Судебная защита прав работника обращение к адвокату
- Медицинская помощь
- Заключение брака
- Получение иностранцами образования
- Социализация иностранцев в Республике Беларусь
- Противодействие торговле людьми
Содействуем повышению роли женщины в обществе,
раскрывая ее личностный потенциал, профессионально
помогая в реализации гражданских и социальных прав
раскрывая ее личностный потенциал, профессионально
помогая в реализации гражданских и социальных прав
Папа, не бей маму! Дети рассказывают, как пережили насилие в семье
20.09.2018
«Потерпи ради детей. У ребенка должен быть отец», — так часто говорят женщинам, у которых есть проблемы в семье. Даже когда бьет и насилует муж. Но что значит на самом деле «сохранить семью ради ребенка»? Во благо ли? И что говорят по этому поводу сами дети? Аня, Оксана и Наташа с ужасом вспоминают детство. Они росли в семьях, где папа бил маму, где отчим приставал к падчерице, где младший брат истязал сестру. Они не знали, куда обращаться, где искать помощи и как объяснить взрослым, что там, где сильный обижает слабого, нет семьи.
«По телефону доверия сказали, чтобы я не вмешивалась в дела родителей»
— Папа бил маму, — начинает свой рассказ Аня (имя изменено по просьбе героини). — Это происходило все детство. Острее всего помню, когда у меня был переходный возраст — 11-13 лет. Агрессия проявлялась, когда папа выпивал. Он никогда не был алкоголиком, но раз в неделю после работы мог себе позволить. Начинал с банального:
Почему носки мои лежат не там, где я их положил, а постираны и лежат в другом месте?
Находил зацепку. Шел на кухню, где была по вечерам мама. Мог разбить чашку. Такое устрашение — сейчас я тебя поколочу. Потом он закрывал дверь, и я слышала, как он ее бьет. Пыталась зайти внутрь. Когда у меня получалось, становилась между ними. Говорила:
Папа, остановись! Папа, не трогай! Папочка, папочка.
Его как-то гладила. Даже в нем злом пыталась увидеть человека и понять, что ему болит. Иногда он успокаивался. Если нет — все заканчивалось синяками. Попадало и мне.
Он бил маму в основном по голове. И толкал — кухня была не очень большая — ее в стену. Часто меня брал за шиворот и выкидывал в коридор.
Когда он был сильно пьяный, мы с мамой связывали его веревками. Боялись, что сядет за руль — он тянулся водить, как выпьет. Если нам удавалось его связать, мы оставались дома. Не удавалось — уходили к соседям или к маминой сестре. Ее муж тоже бил. Интересно, что когда мы приходили к ним прятаться от папы, и муж тети был дома, он нас жалел, и говорил:
Да, оставайтесь ночевать, какой ужас.
А когда он их бил, они приходили к нам, и уже мой папа говорил:
Ох, какой нехороший Валерка.
Такая смена ролей — от спасителя к насильнику.
Как-то раз я сломала ногу на танцах и ходила в гипсе, на костылях. Когда была очередная драка, мы выскочили с мамой и поехали ночевать к тете. На следующий день мама пошла на работу, а я вернулась домой. Нашла где-то номер горячей линии исполкома, и позвонила, чтобы узнать, что делать в такой ситуации. Телефон был сдвоенный, и пока я говорила, папа слушал. Потом ворвался в комнату, положил трубку, поднял меня за майку и кинул в стенку. Убежать я не могла — нога была сломана. Майка порвалась.
Тетечка из исполкома за эти пару минут сказала мне, что не надо лезть в отношения родителей, все будет хорошо, они сами разберутся. Повторила несколько раз, что я никуда не могу обратиться и что надо мирно решать вопрос.
Когда мама пришла, я ей рассказала. Она пошла разговаривать с папой. И он ее побил. А потом успокоился. Сидел, зашивал мою майку и плакал. Говорил, что так больше делать не будет.
Помню, мама всегда вызывала милицию. Заявлений не писала. Ей и не предлагали никогда. Только пальчиком папе грозили:
Мужчина, успокойтесь.
И папа успокаивался. Где-то на месяц.
Мама всегда говорила: единственное, что мы можем сделать, — не жить с ним. Что надо продавать квартиру. И не жить. Но у нас не было денег, чтобы разъехаться. Мама работала в школе.
О том, что происходит, знали многие. Хотя мама только один раз пришла на работу с фингалом. Обычно синяков не оставалось — отец умел так бить. Соседи и родственники могли принять нас на ночь. Но о том, что можно получить психологическую помощь и помощь юриста, речи не шло. Я считала, что это нормально. Это — часть жизни. Надо просто уметь как-то выкрутиться. Двух моих одноклассниц били отцы. Тетю бил муж. Это было повсюду. И если милиция видела и ничего не делала… Что могли сделать мы?
Когда мне исполнилось 15, папа перестал пить и распускать руки. А потом мама, наконец, осуществила мечту — мы разъехались. Договорилась с папой продать жилье, и на эти деньги купили нам квартиру в Минске (у папы осталась квартира от родителей).
Мы сейчас очень редко общаемся. Он до сих пор чувствует себя виноватым. Самое важное, когда я была маленькая, он дал мне почувствовать себя беззащитной. Что я ничего не могу сделать. И я решила, когда вырасту, сделать так, чтобы сильный никогда не издевался над слабыми.
«Я знала: если обращусь в милицию, от меня отвернутся все»
— У нас большая семья, — говорит Оксана (имя изменено по просьбе героини). — Пятеро детей. Старшие брат и сестра жили с маминой мамой. Еще одна сестра (на два года меня старше) — с папиной мамой. Я и мой младший брат — с родителями.
Папа меня любил. Но пил. То ли от одиночества, то ли от тяжелого детства — его маленьким мама била до потери сознания. Пил он много, не работал, только изредка снимался в массовке. Когда ему не хватало денег, продавал наши вещи.
Из-за такого поведения мама стала с ним ругаться. Она работала с утра до вечера, пыталась прокормить семью, а тут он выносит деньги. Скандалы были страшные. Я была маленькой и очень пугалась. Бил он ее, только когда мы не видели. Зато постоянно хватал ножи и размахивал, кричал, что маму убьет.
Каждый раз я брала с родителей обещание, что они не будут ругаться. Каждый день они его нарушали. Когда у меня был день рождения, 9 лет, я попросила у мамы вместо подарка купить папе выпить — он бы тогда успокоился, и в доме бы стало спокойно.
Мне было очень жалко папу. Но я боялась, что он убьет маму, и часто желала ему смерти.
Из-за постоянных стрессов у меня часто случались истерики. Бабушка (та самая, что била папу в детстве) забрала меня к себе. Я жила у нее с пятого по девятый класс. Она была очень заботливая, кормила хорошими продуктами. Но иногда ее накрывали приступы ярости. Если я не слушалась, она говорила:
Ты будешь умываться кровью!
Могла ударить учебником по голове или схватить за волосы и швырнуть в батарею. Очень похожа на бабушку из книги «Похороните меня за плинтусом».
Папа вскоре умер от алкоголизма. А бабушка стала много болеть. Я переехала назад к маме и младшему брату. Очень скоро он стал меня избивать. Пошел по стопам отца. Оно и понятно — он другого отношения к женщине не видел, и думает, что бить — это норма. Когда я бежала к трубке, чтобы позвонить в милицию, он хватал меня за волосы и тащил по полу, кидал на подушку. Душил подушкой. Руками. Поясом от халата. Пару раз приходили на крики соседи, но потом он стал отбирать у меня мобильный телефон и ключи, запирал дверь и уходил, чтобы я никуда не вышла и никому не могла открыть.
Мама была на его стороне. Считала, я его провоцирую тем, что не могу дать отпор. Говорила:
Успокойся, дети все дерутся!
Но мы уже не были детьми — мне было 20 лет, ему — 18. Он бил меня кулаком в глаз, в нос, выворачивал руки. Однокурсница однажды сказала: «Мне кажется, тебя кто-то бьет». А я придумала байку, что я лунатик, ночами хожу по дому и бьюсь лицом в дверные проемы. Или говорила, что у меня тонкая кожа.
Звонить в милицию я перестала. Подумала, он все-таки мой родной брат. Вспоминала, как ухаживала за ним маленьким. А еще я понимала, что если снова обращусь в милицию, от меня отвернуться все.
Я ушла жить к старшим сестре и брату, в квартиру другой бабушки. С сестрой в одной комнате жил ее муж. Он оказался алкоголиком и агрессором. Когда сестры не было дома, он пил очень сильно. Становится неадекватным. Приходил ко мне, хватал, сажал к себе в кресло и не давал уйти. А на утро делал вид, что ничего не произошло. Я поняла, что так продолжаться не может. Чудом через интернет вышла на «Радиславу»и попала в Убежище.
С девяти лет я кусала себя. Потом рвала волосы. В 16 лет начала себя резать и не заметила, как это стало привычкой. В Убежище психологи помогают мне справится с самоагрессией. И еще — стать самостоятельной. Я уже нашла временное жилье и работаю медсестрой в стоматологической клинике. Учусь на психолога и заканчиваю курсы татуировки. Хожу на английский и учусь рисовать — все эти курсы я нашла через Убежище. Там меня очень поддерживают и помогают развиваться. И я, наконец, чувствую себя живой и нужной.
Семья ничего не знает. Однажды старшая сестра увидела у меня на странице в соцсети статью о насилии и очень разозлилась. Написала мне: «Где ты в нашей семье насилие видела?» Хотя сама меня забирала в синяках из дома, когда меня избивал брат. Говорила:
Пойми, мир жесток. Ты просто должна научиться защищать себя. Все так живут.
Недавно я написала ей, что делал со мной ее муж. Она прочитала сообщение, но ничего не ответила.
«Ко мне приставал отчим, а мама не хотела ничего слушать»
— Мои родители развелись, когда мне было шесть, — вспоминает Наташа. — Очень быстро появился Андрей. Сначала я его даже называла папой — отношения были очень хорошие. Все началось, когда мама родила второго ребенка, а Андрей начал немножко выпивать. Мне было 12 лет.
Однажды к нам в гости приехали родственники. Их поселили в мою комнату, а я легла спать с мамой и отчимом. Мама лежала посередине. Ночью он перелез через нее и я почувствовала, что он меня трогает. Я сначала не поняла, что происходит. Подумала, может с мамой перепутал. А он полез по ноге, по сиськам, под ночнушку. Я подорвалась и убежала в туалет. Просидела там до утра.
Я думала о том, что нужно сказать маме. Но, как многие дети, не сказала. Боялась, что не поверит. И вообще — вдруг показалось? Промолчала. Перестала называть его папой.
Родственники уехали. Но все стало повторяться: он приходил ко мне в комнату, всегда пьяный, ложился возле кровати и своей мерзкой лапой залазил под одеяло и начинал меня трогать. Я бежала в туалет. Он уходил. Правильно было бы пнуть его, закричать, разбудить маму, чтобы она увидела. Но я этого не делала. Не знаю, почему. Просто какой-то психологический блок был. Все, чего хотелось, — убежать.
Помнишь, раньше когда отбеливали белье, его варили и перемешивали такой длинной деревянной палкой? Это было мое оружие. Эту палку я брала с собой в постель, в туалет, и считала, что вот, палка меня защитит.
Я росла. Это была катастрофа. Думала: «Господи, сделай, пожалуйста, чтобы у меня больше никогда не росла грудь!» Было так страшно! Вся эта «женскость». Думала, чем больше развиваюсь, тем больше этот ублюдок будет меня лапать. Домолилась (смеется) — в какой-то момент мое женское развитие заморозилось и осталось на уровне 12 лет. Вплоть до моего 19-летия.
Я начала уходить к друзьям и тете. Когда оставалась дома, все повторялось. Через какое-то время мой сон стал настолько чувствительным, что я просыпалась и вскакивала, стоило ему подойти к двери. Тогда он перестал приходить.
Началось насилие экономическое. Он перестал давать маме на меня деньги. Вообще. Мама была в декрете, не работала, и мы от него зависели. Папа (биологический) присылал мне одежду, вещи, но он не знал насколько все плохо — мне не хватало самого основного. Поздней осенью я ходила в школу в легких ботинках и легкой куртке. Мне было стыдно приходить туда в таком виде, и я стала прогуливать школу. Сейчас я бы хоть в мешке пошла — плевать. Но когда тебе 15 лет, и ты идешь в лицей, где обеспеченные дети, которых на машине привозят, а ты пришел пешком, потому что денег на маршрутку нет. И еще одет как попало. Ужасно давит. Выручала подруга. Давала мне одежду. Но все равно пропусков у меня было 50% каждый год. Училась я, правда, хорошо. Но была белой вороной. Меня обижали мальчики, запирали в туалете, когда кто-то там ссал, обзывались. Начались проблемы с общением вообще.
Чем старше я становилась, тем больше мы ругались с отчимом. Я решила рассказать обо всем маме. Она ответила, что я все придумала, чтобы испортить ее отношения с отчимом. Это у меня до сих пор в голове не укладывается. Стало совсем плохо.
Я рассказала сестре, тете и дяде. Дядя кричал, что «нахрен убьет этого козла», но, конечно, не убил. Тетя предлагала лишить маму родительских прав, но я просила этого не делать. Было ее жалко. Милиция тоже не вариант — отчим меня трогал, а не насиловал. Состава преступления не было. Да и рассказала я не столько для того, чтобы его наказать, а чтобы меня услышали и мне поверили. И пожалели. Этого «пожалели» мне тогда очень не хватало. Ради «пожалели» я могла себя поранить чем-нибудь. Сейчас понимаю, что ножом тем могла занести инфекцию, и вообще — тебе больно, зачем ты это делаешь? Но когда срабатывало, было хорошо.
Пока мы молчим и считаем, что это нормально, пока вбиваем в головы девочек, что главное — сохранить семью, такие истории будут восприниматься как данность.
Я поступила в соседний город в университет на платное. Подрабатывала, чтобы были деньги на проезд. Отец дал половину денег на обучение, и еще половину должны были дать мама и отчим. Но отчим не захотел, и меня отчислили за неуплату.
Почему мама ничего не делала? К тому моменту отчим ее уже основательно споил. Она до сих пор пьет. А еще какой-то психологический был у нее блок. Однажды я сказала:
Мама, смотри, меня отчислили из университета, меня лапал твой муж, я прогуливала школу, у меня нет денег на зимнюю одежду.
Сказала ей правду. И от осознания у нее случился приступ, она упала на пол и потеряла сознание.
Был январь. Я шла по улице в этих осенних сапогах и понимала, что терять мне нечего. Что надо уезжать, хоть в Антарктиду — везде будет лучше, чем здесь. Я села на поезд и уехала к папе. И пока ехала, кажется, переродилась. Обнуление! Ты на новом месте, где никто не знает, что тебя обижали одноклассники, что у тебя никогда не было отношений с парнями, что мама — алкашка, и отчим так себе вообще человек, что ты живешь в бичевнике. Ничего! Ты можешь себя вылепить, как хочешь. Эти четыре года в новом университете я была дерзкой, высокомерной, создала такой образ-наоборот. Тогда мне было нужно это, чтобы поверить в себя. Теперь, когда у меня отличная работа, прекрасный муж, друзья, я могу позволить себе быть собой — спокойной, доброй, ранимой. Одно я знаю точно — в то место я больше никогда не вернусь.
Отчим получил по заслугам. Он сдох от алкоголизма, мучительно. Панкреатит. Сгорел буквально за несколько дней. Лежал, и чувствовал, как постепенно отказывали органы — печень, почки, — и нет человека. Царствие ему небесное.
Когда я читаю публикации о женщинах, столкнувшихся с домашним насилием, и вижу комментарии вроде «дура, почему она не ушла от него?» или «она должна была, когда он поднял руку, собрать вещи!», я понимаю тех женщин. В стрессе все как-то по-другому работает. Я тоже не могла уйти, рассказать всем на свете, чтобы он боялся повторять свои выходки. Мне было стыдно сказать. Мне! Хотя это он должен был стыдиться и бояться на улицу выходить от стыда. Я думала: это же моя семья, сделать ничего нельзя, просто надо потерпеть. И пока мы молчим и считаем, что, может, это нормально, пока вбиваем в головы маленьких девочек, что главное — сохранить семью, такие истории будут восприниматься как данность. И такие ублюдки будут разгуливать как ни вчем ни бывало.
Большинство жертв пережили насилие в детстве
Общественное объединение «Радислава» организовало Убежище для женщин и детей, пострадавших от домашнего насилия. Это дом, куда можно приехать с детьми, где можно жить и получить помощь психологов, юристов, при необходимости обучиться навыкам самообороны.
— В Убежище мы принимаем женщин, переживших насилие физическое, сексуальное, экономическое или психологическое. Большинство наших клиенток были свидетелями или жертвами насилия в детстве, — говорит психолог Убежища Ольга Казак. — Они часто не уходят от агрессора, потому что менее чувствительны к насилию, более толерантны.
Им все это знакомо. У них часто комплекс вины и низкая самооценка. Они считают, что не заслуживают лучшего и лучшего никогда не видели. Обычные отношения кажутся странными. Мамина и папина модель сильна. Даже если родители «не ругаются при детях», дети все видят и чувствуют. И часто винят себя или переносят на себя агрессию родителей. А когда вырастают, ищут таких же эмоциональные качели подсознательно. И не успевают опомниться, как разовая агрессия партнера перерастает в отношения, где кроме агрессии ничего не остается.
— Женщине часто говорят: «Потерпи, сохрани семью ради детей. Пусть у ребенка будет хоть какой, но отец». Это очень плохо, — объясняет детский психолог Убежища Елена Кожакина. — Да, есть те, для кого стрессы — это ступень роста. Но такие дети — исключения. Большинство ломаются, живут по образу и подобию родителей.
Все дети, с которыми я работаю в Убежище, разные. Но есть то, что их объединяет: снижена самооценка, проблемы в коммуникации (они часто замкнутые), постоянные страхи. Часто ребенок считает, что это он своим поведением провоцирует насилие в семье. Часто внутреннее напряжение выливается в серьезные проблемы со здоровьем.
Что делать ребенку? В идеале собрать взрослых, которым он доверяет (тетя, соседка, сестра, подруга), и обязательно маму, и спросить, замечают ли они, что происходит? Часто мама блокирует то, что не хочет видеть — ей самой нужна помощь. Важно понимать, что Убежище — это осознанный выбор женщины. Но ребенок может обратиться на горячую линию.
Общенациональная горячая линия для пострадавших от домашнего насилия: 8 801 100 8 801
Телефон экстренной помощи для размещения в Убежище (круглосуточно): +375 29 610 83 55
Психологи с ним пообщаются и через ребенка постараются связаться с мамой. Если женщина не захочет приходить к нам, мы можем направить ребенка к другим взрослым, к педагогам, психологам и в Социально-педагогические центры в зависимости от района, где проживает ребенок.
Мы всегда говорим, что не надо бояться вызывать милицию и писать заявление. Да, семью могут поставить в СОП (социально опасное положение). В тех случаях, где будут для этого основания. Что это чаще всего? Антисанитария, ненадлежащие условия, отсутствие предметов первой необходимости, скандалы и прочее. Устранить эти критерии, оставаясь в одном доме с агрессором — невозможно. Но когда мама с ребенком попадают в Убежище, все факторы «опасного положения» устраняются. А значит, женщина и ее дети — в безопасности.
Как вы можете помочь
То, что пережили Аня, Оксана и Наташа называется просто — ужас. Они годами терпели боль от самых близких людей. Потому что им некуда было обратиться. Но ситуация меняется, сейчас в Минске есть Убежище, которое готово принять пострадавших от насилия женщин и детей, в том числе и из регионов.
За последние три года в Убежище проживало 365 человек, 146 из них — дети. По статистике только 4% женщин после Убежища возвращаются к агрессору. И все они повторно обращаются в Убежище. Здесь с ними работают психологи. Маме дают возможность обучиться новой профессии и стать экономически независимой. Адвокат помогает в суде решить вопросы с жильем и воспитанием детей. Женщина и дети чувствуют себя в безопасности, они становятся более уверенными в себе. А значит, могут начать новую жизнь, без насилия.
Платформа "ИМЕНА" собирает средства на годовую работу Убежища: зарплаты психолога, привлеченных юристов, социального работника, менеджера проекта, аренду помещения, оплату установки и работы «тревожной кнопки» сигнализации, расходные материалы и пр. В результате работы Убежища за год помощь психолог и юристов, временное жилье получат около 100 женщин и детей.
Нажав кнопку "Помочь" ЗДЕСЬ, Вы поможете женщинам и детям начать новую жизнь - без насилия.
Источник: www.rebenok.by
Вы можете оставить комментарий или поделиться своей историей:
